Бель-Рук громко харкнул и сплюнул: «Ты так уверен? А если он туда заявится?»

«Опять же, поступай по своему усмотрению. Коршун хотел бы обменяться парой слов с этим Герсеном».

«Скажи Коршуну, чтобы сам приехал на хадол. Пусть покажет свои знаменитые приемы».

«Вполне может быть, что он приедет, не нуждаясь в моих советах — хотя бы для того, чтобы проверить, как ты справляешься с поручениями».

В голосе Бель-Рука появилось внезапное сомнение: «Ты действительно думаешь, что он может приехать?»

«Нет. Не думаю. Он настолько увлечен своим чудесным планом, что больше ни на что не отвлекается».

Бель-Рук слегка успокоился: «Пока он забавляется выдумками, нас он не тронет».

«Еще как тронет, если потеряет «Котцаш»!»

«Я делаю все, что в моих силах. Герсен явно не новичок. Хотя он упустил шанс меня прикончить, когда у него была такая возможность».

Паншо усмехнулся: «Он не считает, что ты достаточно опасен».

На это Бель-Рук ничего не ответил.

«Что ж, — продолжал Паншо. — сделай все, что можешь. Я не могу следить за каждым твоим шагом. Говорят, ты умеешь себя показать на свалке. [46] Объяви хадол от своего имени и выиграй призовой горшок». [47]

«Мне уже приходила в голову такая мысль».

«Так или иначе, собери как минимум семьсот акций. После этого, независимо от того, нашел ли Герсен шестьсот акций Кахуса, мы приобретем большинство. А теперь мне пора прилечь — я все еще живу по тванишскому времени. Проклятые метлены просыпаются на рассвете — как раз тогда, когда уважающие себя воры и мошенники, вроде нас с тобой, отправляются на боковую. Черт бы все это побрал! Почему мы должны платить за притязания Коршуна на высокое общественное положение? Я бы заплакал, если бы это не было так смешно!»

«Все это выше моей головы, — пробурчал Бель-Рук. — Я тут ни при чем».

«Вот и хорошо! Если бы ты во всем разбирался, от тебя было бы еще меньше толку».

«В один прекрасный день, Паншо, я возьму тебя одной рукой за твое хлипкое горло и выжму из тебя последнюю каплю жизни!»

«В один прекрасный день, Бель-Рук, я подсыплю яд в твое вонючее пиво. Если, конечно, мы не потеряем «Котцаш» — в каковом случае у Коршуна будут две новые мишени для Панака».

Бель-Рук угрюмо хмыкнул, и разговор закончился.

Герсен немного подождал — на тот случай, если Бель-Рук сообщит что-нибудь еще. Но в управлении Паншо наступила тишина; через некоторое время Герсен спустился с купола и вернулся в отель.

Глава 10

Герсен вылетел на восток в «Трепетнокрылом Фантамике». Опаленная Кóрой пустыня выглядела сверху, как холст, исполосованный мазками розоватого и охряного оттенка на белесом желтоватом фоне, напоминающем тальк, смешанный с серой; ближе к горизонту мазки наслаивались один на другой подобно наносам осадков, превращаясь в карандашные штрихи светло-коричневого, серо-зеленого и красновато-фиолетового тонов, местами пересеченные зазубренными царапинами там, где над поверхностью выступали уступы черных скал.

Герсен пролетел над районом пологих дюн и пересек вереницу розовато-красных останцев. Дальше простиралось плато, покрытое пустынной растительностью — шелковистым псевдокораллом, торчащими ушами ноздреватых термульев, желтыми «песчаными потрохами», трескучей травой, пурпурным туфовым грибком.

Разделенные огромными расстояниями, шатры разбрызгивали воду вокруг одиноких селений, где старинные обычаи даршей еще сохранились в неискаженной форме. Герсен прослеживал их названия на карте: шатер Бодуна, Буйный шатер, шатер Чесоточного Евнуха... Дальше, где начиналась пустошь Тервига, гигантских зонтов с завесами воды больше не было.

Впечатлительный писатель-путешественник некогда назвал пустошь Тервига — пышущий жаром тектонический котлован печеночно-красной пемзы — «дном Ада, открывшимся навстречу солнечному пламени». Пустошь заканчивалась частоколом белых, как кость, остроконечных скал. Дальше поверхность планеты представляла собой необъятный безжизненный хаос иссеченных трещинами и отполированных ветрами, переплетенных наподобие многожильных кабелей многослойных напластований песчаника, за которыми снова начиналась раскинувшаяся на север, на восток и на юг пустыня. Наконец на горизонте показались силуэты пяти зонтичных шатров Динкельстона.

Приблизившись к городу, Герсен облетел его по кругу. На посадочном поле, у западной окраины, теснились всевозможные звездолеты и летательные аппараты: пара грузовых суденышек, пять космических яхт различной степени подержанности, десятки пустынных глиссеров, аэромобилей и многоместных пассажирских воздушных барж.

Герсен приземлился неподалеку от водяной завесы. Переодевшись в даршский халат с таббатом, он вооружился и спустился по трапу. Нестерпимый жар словно ударил в лицо — Герсен поспешил пройти через пелену воды под сень шатра и очутился посреди беспорядочного скопления граздей, откуда доносились пряные запахи и громкие голоса. Кривыми переулками он добрался до площади — не столь обширной и значительно менее величественной, нежели Центральная площадь Сержоза. Единственный отель-ресторан предлагал инопланетным посетителям непритязательное гостеприимство.

Рассредоточенные по окружности площади пивные сады под деревьями-хлополистами удовлетворяли потребности веселящихся даршей. Перед входом в отель рабочие занимались последними приготовлениями к хадолу. Мостовую выкрасили цветными кругами. Две небольшие трибуны и ряды приставленных одна к другой скамей позволяли зрителям беспрепятственно наблюдать за происходящим на «свалке».

Герсен прошел по площади к отелю. В саду перед входом сидели человек двенадцать метленов; Джердианы Чансет среди них не было.

Свободных номеров в отеле не осталось. «Нынче сезон клановых совещаний и матчей! — сухо произнес регистратор. — Вам придется спать в кустах под открытым небом, как всем остальным».

Герсен вышел в сад. Не далее, чем в десяти шагах, Бель-Рук беседовал с молодым даршем, физиономия которого напоминала лисью морду. На отморозке была инопланетная одежда, а его изуродованные уши скрывал белый шарф, обмотанный вокруг головы. Бель-Рук стоял, наполовину отвернувшись от входа в отель, и Герсену удалось незаметно пройти мимо. Задержавшись за стволом раскидистого нефара, Герсен стал наблюдать за происходящим сквозь зеленовато-черную листву.

Бель-Рук говорил настойчиво и торопливо. Он вынул из-за пазухи пачку СЕРСов и похлопывал ею по ладони в такт своим словам. Молодой человек кивал, серьезно и внимательно. Наконец Бель-Рук отдал юноше пачку денег и отпустил его резким жестом. Юноша прищелкнул пальцами — так дарши выражали согласие — и направился куда-то по площади. Выждав секунд пять, Герсен последовал за ним на почтительном расстоянии.

Молодой дарш пересек площадь нагловатой развязной походкой, привычно демонстрируя «пламбош», углубился в заросли растительности, миновал дюжину граздей, нырнул под водяную завесу следующего шатра и наконец вышел на другую площадь, где тут же присоединился к рассевшейся на скамьях компании, потягивавшей пиво из чугунных горшков. Юноша стал что-то объяснять, и через некоторое время несколько даршей взяли у него деньги. Опрокинув в глотки остатки пива, все участники сделки разошлись, оставив сидеть в одиночестве того молодого дарша, за которым следил Герсен.

Герсен присел на край гамака, висевшего в тени кустарникового банана. Ему на ногу взобралось насекомое; прихлопнув и стряхнув его, Герсен направился в ближайший из пивных садов и пристроился в как можно менее заметном месте. Ему принесли чугунный горшок с пивом.

Прошел час. Один из даршей, получивших деньги от юноши, вернулся с пачкой бумаг — на расстоянии их трудно было разглядеть, но Герсен был уверен, что это акции «Котцаша».