«И это все?»

«Боюсь, что это все. Господин Лукас рассказывает очень мало. Он одевается, как расфуфыренный болван, но при этом он очень осторожный и проницательный болван — если вы понимаете, что я имею в виду».

«Прекрасно понимаю. При всем при том, надо полагать, он не слепой и не может не поддаться твоему незаурядному очарованию».

«Как вам сказать... я в этом не уверена».

«В таком случае попробуй, узнай! У нас очень мало времени. В ближайшем будущем меня ждут важные дела».

«Сделаю все, что смогу, господин Стрэнд». Алиса поколебалась, после чего прибавила: «По сути дела, вы так и не объяснили мне, что в точности от меня ожидается».

«Даже так? Я недостаточно ясно выразился? — на мгновение голос Стрэнда стал язвительным, даже ядовитым. — Узнай, почему они используют именно эту фотографию! Каким образом, где и когда они ее получили? Что-то происходит, что-то скрывается за этим конкурсом — и я хочу знать, что».

Разговор закончился.

На следующий день Алиса представила второй отчет: «Господин Стрэнд?»

«Я здесь, Алиса».

«Мне практически нечего вам сказать. Сегодняшний день мало отличался от вчерашнего. Я попыталась обсуждать конкурс, но господин Лукас не отвечает на мои вопросы. Он только сидит, как вкопанный, и смотрит на меня свысока».

«Алиса, времени почти не осталось, — теперь Стрэнд говорил жестким, почти шипящим голосом, ничем не напоминавшим его вчерашний мелодично-приветливый тон. — Мне нужны результаты. Обстоятельства тебе известны».

«Завтра я снова попробую», — упавшим голосом сказала Алиса.

«Советую применять более эффективные средства».

«Но я не могу ничего придумать! Он все время держит язык за зубами!»

«Затащи его в постель. Трудно держать язык за зубами, лежа в постели с голой женщиной».

«Господин Искромолот... то есть, Стрэнд! Я не могу так себя вести! Я даже не знаю, как это делается!»

«Не притворяйся, Алиса! Все знают, как это делается! — Стрэнд усмехнулся; угрожающая хрипотца исчезла — теперь он говорил весело, живо, почти срывающимся от волнения голосом. — Если это необходимо, ты сможешь это сделать — а ты сама знаешь, что это необходимо!»

«Господин Стрэнд, в самом деле, я не...»

«Алиса, не делай из мухи слона! Все очень просто. Улыбнись ему — он пригласит тебя с ним поужинать. Одно за другим — и скоро ты уже будешь лежать с ним в постели, голая. Господин Лукас пыхтит и барахтается, как рыба, выброшенная на берег. Ты начинаешь хныкать. «Дражайшая Алиса! — восклицает господин Лукас. — Почему ты плачешь в этот миг радости и наслаждения?»

«Потому что, господин Лукас, мне стыдно, я боюсь! Вы просто развлекаетесь со мной, вы меня не любите!»

«Неправда, Алиса! Я тобой восхищен, я тебя обожаю! Неужели ты не чувствуешь? Одна мысль о твоих оранжевых локонах на этой белой подушке заставляет меня дрожать от страсти! Пощупай мой пульс! О нет, я не развлекаюсь! Я от тебя без ума!»

«Но вы обращаетесь со мной так, как будто я вам чужая! Почему вы не можете проявлять ко мне хоть какое-нибудь уважение?»

«Я готов продемонстрировать свое уважение в любой момент и любым способом!»

«Нет, не таким способом, пожалуйста... Я хочу заслужить ваше доверие, хочу, чтобы вы меня ценили. Например, когда я проявляю вполне естественное любопытство по поводу того, что происходит в редакции и каковы результаты конкурса, вы от меня отворачиваетесь и молчите. Именно поэтому мне хочется плакать».

«Хрмфф, эрр... Я не хотел бы, чтобы мы ссорились из-за таких пустяков. Завтра, у меня в кабинете...»

«Нет, Генри, завтра вы снова ко мне охладеете! Вы должны открыться мне сейчас, чтобы доказать, что вы мне полностью доверяете».

«Ну ладно, все это, на самом деле, не так уж важно». Вот таким образом — и он все тебе расскажет, все свои секреты — все это из него вырвется залпом, как вульгарная отрыжка. А утром, истомленная, но радостная, ты сообщишь мне все, что от него узнала, и все будет хорошо. В противном случае... — тут Стрэнд немного помолчал. — В противном случае... — его голос понизился на октаву, — я не могу гарантировать, что все обойдется».

«Понятно».

«Ты справишься?»

«Наверное, постараюсь».

«Не забывай, время не ждет! Я уже связал себя обязательствами, отсрочка невозможна: мне предстоит снова увидеться с дорогими одноклассниками — я их не видел столько лет, представляешь? Так что, пожалуйста, приложи все возможные усилия для того, чтобы выполнить мое маленькое поручение — примерно так, как я его обрисовал. В конце концов, тебя привезли в Понтефракт именно с этой целью».

«Сделаю все, что смогу, господин Стрэнд».

«Всего, что ты сможешь, окажется вполне достаточно — я в этом совершенно уверен».

Разговор закончился; в номере гостиницы наступила тишина.

Глава 5

Из тома III, «Рыбы Алоизия», энциклопедии «Фауна миров системы Веги» Рапунцеля К. Фанка:

«Гейд (так называемый «ночной поезд»): великолепная глянцевая черная рыба, часто достигающая шести метров в длину. Тело исключительно правильных пропорций, с почти круглым поперечным сечением. Большая голова с тупым носом, одним глазным яблоком, напоминающим стручок слуховым органом и широкой пастью, демонстрирующей, когда она открывается, впечатляющее количество зубов. Начинаясь сразу за головой и почти до самого хвоста продолжается вереница шиповидных позвоночных выростов (их число зависит от возраста, но не превышает пятидесяти одного); на конце каждого выроста находится люминифер, по ночам испускающий яркий голубой свет.

Днем гейд плавает в придонных глубинах, где он питается взморняками, борсами и прочими подобными организмами. С заходом солнца «ночной поезд» поднимается к поверхности моря и начинает двигаться непрерывно и прямолинейно, пересекая волны вереницей голубых огней.

Пелагические перемещения «ночного поезда» до сих пор не находят объяснения. Рыба непрерывно движется по одному и тому же курсу, словно стремится к какому-то пункту назначения. Таким пунктом могут быть мыс, остров или, возможно, еще не отмеченная на карте подводная возвышенность посреди океана. Достигнув своей цели, «ночной поезд» примерно полчаса дрейфует, почти не шевелясь, как если бы рыба действительно была поездом, прибывшим на станцию и ожидающим, пока его разгружают — или пока пассажиры занимают свои места. Затем рыба величественно разворачивается и решительно направляется туда, откуда поступает некий различимый только гейдом сигнал — к следующему пункту назначения, который может находиться на расстоянии восьми тысяч километров.

Те, кому привелось видеть эту рыбу ночью, когда она рассекает огнями черные воды алоизийских океанов, говорят, что это незабываемое зрелище».

Герсен нервничал и не находил себе места. Он вышел из редакции и стал прогуливаться по кривым вечерним улочкам Понтефракта.

К некоторому своему удивлению, в конечном счете он оказался напротив «Гостиного двора св. Диармида». Герсен задержался и рассмотрел фасад гостиницы, по местным понятиям довольно-таки кричащий, выложенный голубой и сиреневой керамической плиткой. Продолжая бесцельно бродить, Герсен пересек Маллонисквер и углубился в Портовый Старый город — не самый пристойный район таверн, причудливых лавок, ателье художников, торгующих жареной рыбой киосков и не рекламирующих себя борделей, обозначенных, однако, как того требовали древние законы, тусклыми фонарями из зеленого стекла. Мало-помалу Герсен дошел до набережной.

Он стоял, глядя на далекие огни Порт-Руфуса, мерцавшие на другом берегу Бутылчатого залива. Вечерний бриз щекотал ноздри запахом илистых алоизийских отмелей. Герсену довелось стоять на берегах многих морей многих миров — и у каждого моря был свой аромат... Неподалеку, на конце причала, гирлянда цветных лампочек украшала вход в ресторан. Герсен прошелся по причалу и заглянул в ресторан — там, судя по всему, было чисто и весело, на столах расстелили опрятные красные скатерти. У ресторана было длинное название: «Гриль Мердока с видом на залив».