Наварт тряс тощим кулаком: «Ни сейчас, ни завтра, ни в обозримом будущем, ни в необозримом будущем не желаю с тобой якшаться! Убирайся! У тебя лицо предвестника беды! По твоей хищной роже сразу видно, что ты шальной! Не хочу тебя видеть. Уходи!» С торжествующей злобной ухмылкой поэт перетащил дощатый трап на палубу, вернулся в домик и захлопнул дверь.
Герсен вернулся на набережную. Девушка продолжала сидеть, как раньше. Обернувшись к барже поэта, Герсен недоуменно спросил: «Он всегда такой?»
«Наварт есть Наварт», — пожала плечами девушка, словно больше никакие объяснения не требовались.
* * *
Герсен зашел в кабак с выпуклыми окнами и заказал кружку пива. Бармен, молчаливый верзила с выдающимся брюхом и проницательными глазами, либо ничего не знал о Наварте, либо не хотел ничего говорить. Из него Герсен не выудил никаких сведений.
Пока Герсен сидел и размышлял с кружкой в руке, прошло полчаса. Наконец он взял лежавшую в углу стойки местную телефонную книгу и открыл раздел, посвященный сбору и переработке металлолома. В глаза тут же бросилось напечатанное большими буквами объявление:
«СПАСАТЕЛЬНАЯ И БУКСИРНАЯ СЛУЖБА ДЖОБАНА
БУКСИРНЫЕ СУДА — ПЛАВУЧИЕ КРАНЫ — ВОДОЛАЗНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ
Беремся за любую работу, сдельная оплата!»
Герсен позвонил в службу Джобана и разъяснил свои пожелания. Его заверили в том, что утром следующего дня требуемое оборудование будет в его распоряжении.
Наутро вверх по течению прибыло громоздкое буксирное судно. Рыча двигателями и поднимая волну, судно развернулось, остановилось и осторожно, кормой вперед, протиснулось левым бортом к пристани буквально в двух шагах от баржи Наварта. Высунув голову из рубки, помощник капитана прокричал команду, матросы забросили тросы на тумбы причала. Тросы натянули, буксир пришвартовался.
Наварт выскочил на палубу, танцуя от ярости: «Почему вы швартуетесь под самым носом? Поднимется ветер, эта громадина раздавит мою баржу!»
Облокотившись на поручень кормы буксирного судна, Герсен смотрел сверху на обращенное к нему лицо Наварта: «Вчера я выразил желание с вами поговорить — может быть, вы помните?»
«Помню, как же! Прекрасно помню — я послал вас подальше, а вы вместо этого вернулись, да еще на какой-то чертовой посудине!»
«Может быть, вы согласитесь уделить мне несколько минут? Наш разговор может оказаться полезным для меня и выгодным для вас».
«Выгода? Нужна мне ваша выгода! Я оставил в пивных больше денег, чем вы заработаете за всю жизнь. Убирайте свой буксир к чертовой матери! Больше мне от вас ничего не нужно».
«Уберу. Мы здесь остановились всего на несколько минут».
Наварт капризно кивнул. Тем временем на правый борт буксира уже понимался нанятый Герсеном водолаз. Оглянувшись, Герсен заметил это и снова повернулся к Наварту: «Для меня важно с вами поговорить. Если бы вы были так добры...»
«Для вас это важно, для меня — нет. Убирайтесь вместе со своей пузатой вонючей посудиной!»
«Один момент», — отозвался Герсен. Обернувшись, он кивнул водолазу; тот нажал кнопку.
Под баржей поэта что-то глухо грохнуло — баржа вздрогнула и тут же стала крениться. Наварт принялся лихорадочно бегать по палубе, заглядывая в воду. С буксира на баржу сбросили тросы с крюками, зацепившими габаритный брус.
«По-видимому, ваш двигатель взорвался», — сообщил Наварту Герсен.
«Как это может быть? У меня никогда не было никаких взрывов! Кроме того, у меня нет никакого двигателя. А теперь я тону!»
«Вы не утонете, пока баржу поддерживают наши тросы. Но через минуту мы отплываем, и захваты придется отцепить».
«Как же так? — всплеснул руками Наварт. — И я пойду ко дну вместе с баржей? Вы этого хотите?»
«Учтите, что вы сами приказали мне убираться, — спокойно ответил Герсен. — А поэтому...» Повернувшись к матросам, он сказал: «Снимайте швартовы. Мы отплываем».
«Нет, нет! — заорал Наварт. — Я утону!»
«Если вы пригласите меня к себе, поговорите со мной и поможете мне подготовить статью для моего журнала, вы не утонете, — пояснил Герсен. — В таком случае я, возможно, помогу вам найти выход из неприятного положения — может быть, даже заплачу за ремонт днища вашей баржи».
«Почему бы вы не заплатили за ремонт? — возмутился Наварт. — Вы устроили этот взрыв!»
«Будьте осторожны, Наварт! Ваши утверждения попахивают клеветой. Не забывайте, что у вас нет никаких свидетелей».
«Мерзавец! Это пиратство, разбой, вымогательство! Ему приспичило писать статью, понимаете ли. Что ж — почему вы не сказали об этом с самого начала? В конце концов, я тоже литератор! Заходите, поговорим. Я никогда не прочь немного развлечься — человек без друзей подобен дереву без листьев».
Герсен спрыгнул на баржу. Наварт, на сей раз излучая дружелюбие, расставил стулья так, чтобы их озарял тусклый солнечный свет. Он принес бутылку белого вина: «Садитесь, устраивайтесь поудобнее!» Наварт открыл бутылку, налил два стакана и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием выпил. У поэта было незлобивое, даже простодушное лицо — словно весь жизненный опыт и вся память бесчисленных поколений предков не оставили на нем никаких следов. Так же, как сама Земля, Наварт был старым безответственным меланхоликом, полным скрытого опасного веселья.
«Значит, вы — писатель? Должен сказать, вы не похожи на писателя».
Герсен протянул ему удостоверение репортера «Космополиса». «Господин Генри Лукас, — прочел вслух Наварт. — Специальный корреспондент! Зачем вы ко мне пришли? Меня больше никто не слушает, я вышел из моды. Дискредитированный, обнищавший чудак. И чем я провинился? Я пытался сказать правду, во всей ее неистовой страстности. А это опасно. Подлинный смысл можно затрагивать лишь ненароком, не акцентируя. Тогда слушатель не вынужден реагировать, его ум не приготовился к обороне, и смысл проникает в ум. Я мог бы многое сказать об этом мире, но с каждым годом желание к кому-нибудь обращаться становится все слабее. Пусть они живут и умирают — мне все равно. Так о чем же ваша статья?»
«О Виоле Фалюше».
Наварт моргнул: «Любопытная тема. А причем тут я?»
«Потому что вы его знали — под именем Фогеля Фильшнера».
«Хм. Да, я его знал. Это общеизвестный факт, — схватив бутылку внезапно задрожавшими пальцами, Наварт налил себе еще вина. — Что именно вас интересует?»
«Сведения».
«Было бы гораздо лучше, — с неожиданной деловитостью отозвался поэт, — если бы вы добывали сведения непосредственно из первоисточника».
Герсен кивнул, выражая полное согласие: «Это было бы лучше всего, если бы я знал, где найти первоисточник. Но Фалюш, скорее всего, в Запределье? В Дворце Любви?»
«Это не так. Фалюш здесь, на Земле», — как только Наварт произнес эти слова, он нахмурился, явно пожалев о своей откровенности.
Герсен словно сбросил с плеч огромную тяжесть: все его сомнения и опасения рассеялись. Фогель Фильшнер и Виоль Фалюш — один и тот же человек. Перед Герсеном сидел свидетель, знавший его и под тем, и под другим именем.
Наварт беспокоился, ему не нравился этот разговор: «Есть тысячи гораздо более интересных тем. Зачем интересоваться Фалюшем?»
«Откуда вы знаете, что он на Земле?»
Наварт высокомерно хмыкнул: «Откуда я знаю все, что знаю? Я — Наварт!» Он указал пальцем на струйку дыма, поднимавшуюся в небо: «Я вижу — я знаю». Он указал на дохлую рыбу, проплывавшую мимо вверх брюхом: «Я вижу — я знаю». Наварт приподнял бутылку вина так, чтобы ее пронизывали солнечные лучи: «Я вижу — я знаю».
Герсен задумался. Помолчав, он сказал: «Не мне критиковать вашу эпистемологию. В любом случае, я ее не понимаю. У вас есть какие-нибудь фактические сведения о Виоле Фалюше?»
Наварт попытался лукаво приложить палец к носу, но промахнулся и угодил себе в глаз: «Всему свое время — время для самопожертвования еще не настало. Зачем вы пишете свою статью?».