«Она о тебе знает, — угрюмо констатировал поэт. — Я упоминал о тебе в ее присутствии».

«Что ж, этого оказалось недостаточно. Я не удовлетворен, и мне придется отдать ее в руки других воспитателей — возможно, не столь талантливых, но более дисциплинированных, чтобы недостатки ее характера могли быть устранены. Думаю, что она присоединится к нам во Дворце Любви... Да, Наварт? Ты что-то сказал?»

«Сказал! — глухо подтвердил Наварт. — Я решил воспользоваться твоим приглашением. Я навещу тебя во Дворце Любви».

«Господа поэты и художники, все это очень удобно для вас, — поспешно вмешался Герсен, — но я — занятый человек. Возможно, краткое интервью — или пара собеседований — здесь, на Земле...»

«Я уже покинул Землю, — тоном мягкого упрека прервал его Виоль Фалюш. — Я нахожусь на орбите, и только до тех пор, пока не будут приняты надлежащие меры, предусмотренные в отношении юной вертихвостки... Так что вам придется приехать во Дворец Любви».

Сиреневый цветок на экране загорелся зеленым пламенем, погас и превратился в изящный голубой цветок. Связь прервалась.

* * *

Целых две минуты Наварт сидел, развалившись в кресле и опустив голову так, что его подбородок упирался в грудь. Герсен стоял, глядя в окно и ощущая новую внезапную пустоту... Наварт с трудом поднялся на ноги, слегка пошатнулся, вышел на переднюю палубу. Герсен последовал за ним. Солнце погружалось в необъятные воды устья реки, черепичные крыши Дуррая горели бронзой, заброшенные темные верфи и причалы выступали из берегов под разными углами, сливаясь тенями в причудливые формы — пейзаж был проникнут иллюзорной меланхолией.

В конце концов Герсен спросил: «Вы знаете, как попасть во Дворец Любви?»

«Нет. Но он не забудет нам сообщить. Память Фалюша — как архив, набитый карточками; он не забывает ни одной детали». Наварт неуверенно развел руками, после чего зашел в дом и вернулся с высокой узкой бутылкой черно-зеленого стекла и двумя бокалами: «Пейте, Генри Лукас — каково бы ни было ваше настоящее имя, и чем бы вы ни занимались на самом деле! В этой бутылке — извечная правда, жидкость на вес золота, настойка сущности Древней Земли. Никогда и нигде вы не попробуете ничего подобного, это можно сделать только здесь, на Земле. Безумная старая Земля — так же, как безумный старый Наварт — приносит лучшие дары, достигнув безмятежной зрелости. Пейте же драгоценный эликсир и считайте, что вам повезло — как правило, этой чести удостаиваются лишь сумасшедшие поэты, трагические паяцы, черные ангелы ночи и герои, идущие на смерть...»

«Разве меня нельзя причислить к последней категории?» — пробормотал Герсен, обращаясь скорее к себе, нежели к Наварту.

Верный своей привычке, Наварт приподнял бокал, чтобы его пронизывали лучи заходящего солнца — последние дымчато-оранжевые лучи. Залпом опорожнив бокал, он стоял, неподвижно глядя на речной простор: «Я покидаю Землю! Ветер поднимает и гонит высохший лист. Смотрите, смотрите! — с неожиданным возбуждением он указал рукой на бледнеющую полосу отражения заката, протянувшуюся по воде. — Дорога уходит вдаль, дорога судьбы!»

Герсен пригубил настойку, словно взорвавшуюся во рту фейерверком разноцветных огней: «Нет никаких сомнений в том, что девушка у него в руках?»

Рот Наварта покривился: «Нет никаких сомнений. Он ее накажет, шипя, как свернувшаяся кобра. Она — Джераль Тинзи, и снова она его отвергла... Значит, ей снова придется вернуться в младенчество».

«Почему вы уверены в том, что она — Джераль Тинзи? А не просто девушка, чрезвычайно на нее похожая?»

«Она — Джераль Тинзи. Конечно, есть разница, существенная разница. Джераль была легкомысленна и слегка жестока. Эта серьезна, задумчива, а жестокость даже не приходит ей в голову... Но она — Джераль Тинзи».

Они сидели на палубе, погруженные в свои мысли. На воду спускались сумерки; на склонах дальних холмов стали зажигаться огни. На бульваре приземлился аэромобиль, и по лесенке на причал спустился посыльный в униформе: «Срочное письмо для поэта Наварта».

Наварт рывком встал и подошел к трапу: «Я — Наварт».

«Будьте добры, приложите здесь большой палец».

Наварт вернулся с длинным голубым конвертом в руке. Он медленно вскрыл его и вынул письмо на бланке с таким же сиреневым цветком, как на телеэкране Фалюша. В сообщении говорилось:

«Через месяц отправляйтесь в Запределье, к скоплению Сирнесте в секторе Водолея. В самой глубине скопления находится желтая звезда Миэль. Пятая планета ее системы — Согдиана, где на юге континента, напоминающего песочные часы, вы найдете город Атар. По прибытии ступайте в агентство Рубдана уль-Шазиза и объявите, что вы явились по приглашению Маркграфа».

Глава 10

Из протокола телевизионных дебатов между Говманом Хачиери, советником «Лиги планирования прогресса», и Слизором Джезно, сотрудником Института 98 го уровня, состоявшихся в Авенте на Альфаноре 10 июля 1521 года:

Хачиери: «Разве не правда, что Институт был основан в результате тайного сговора убийц?»

Джезно: «В той же мере, в какой «Лига планирования прогресса» была основана в результате тайного сговора безответственных подстрекателей мятежа, предателей и склонных к самоубийству ипохондриков».

Хачиери: «Вы не ответили на мой вопрос».

Джезно: «Растяжимости истолкования и области неопределенности, окружающие формулировку вашего вопроса, сами по себе являются точным отображением подлинной сущности возникшей ситуации».

Хачиери: «Сформулируйте подлинную сущность ситуации таким образом, чтобы ее истолкование могло быть определенным и однозначным».

Джезно: «Примерно полторы тысячи лет тому назад стало очевидно, что существующие законы и системы обеспечения общественной безопасности не могут защитить человечество от малозаметно подкрадывающихся угроз. Первая угроза: повсеместное и обязательное употребление внутрь лекарственных препаратов, тонизирующих, седативных, кондиционирующих, стимулирующих и профилактических средств, распределяемых с помощью общественной системы водоснабжения. Вторая угроза: развитие генетических наук, допускавшее и поддерживавшее изменение различными учреждениями и организациями естественной природы человека в соответствии со злободневными биологическими и политическими теориями. Третья угроза: психологический контроль с использованием средств массовой информации. Четвертая угроза: распространение машин и систем, которые, во имя прогресса и общественного благополучия, постепенно делали предприимчивость, воображение, творческий труд и последующее удовлетворение их результатами устаревшим, если не полностью забытым, наследием прошлого.

Не стану подробно останавливаться на интеллектуальной близорукости, безответственности, мазохизме или трусости тех, кто лихорадочно ищет способа вернуться в безопасную утробу — все это несущественно. Результирующая ситуация, однако, была эквивалентна одновременному росту в человеческом организме четырех злокачественных болезнетворных опухолей; Институт был сформирован процессом, аналогичным выделению профилактических сывороток иммунной системой».

* * *

С трепетом, притупленным фатализмом, Наварт взошел на борт принадлежавшего Герсену звездолета «Фараон» компании «Дистис». Остановившись посреди салона и глядя по сторонам, поэт трагически произнес: «Свершилось! Бедного старого Наварта оторвали от жизнетворного источника! Только взгляните на него — безвольная вешалка для одежды, мешок с трухлявыми костями! О, Наварт, ты не умеешь выбирать друзей. Якшаешься с беспризорными детьми, с преступниками, с журналистами! Что с тобой сделали твоя терпимость, твоя неразборчивость? Как бесплотный призрак, ветер судьбы уносит тебя в космос!»